воровские проделки ему отлично удавались и до поры до времени оставались безнаказанными. Постепенно, обнаглев, Луций стал увеличивать свою порцию. Он уже выбирал самые жирные и увесистые куски мяса, а кое-что уносил с собой и припрятывал в кустах.
Наконец братья заподозрили что-то неладное и стали хмуро поглядывать друг на друга.
— Нехорошо, брат, тайком, втихомолку поедать нашу общую еду, а потом еще и оставшуюся долю делить со мной пополам, — ворчал один.
— Постыдился бы обвинять родного брата в воровстве! — обижался другой.
Так они ссорились и пререкались несколько дней, а потом, смекнув, что дело тут нечисто, решили проследить за неуловимым вором. Они сделали вид, будто уходят до вечера, а сами притаились неподалеку. Луций тут же устремился к хижине и набросился на еду. Он так увлекся, что не заметил подкравшихся братьев.
— Ага! — закричали они. — Вот кто ворует нашу еду!
Луций остолбенел. Он закрыл глаза, покорно ожидая града ударов палкой, пинков ногами и даже смерти. Но в уши ему грянул безудержный хохот. Два брата, схватившись за животы, просто погибали от смеха.
— Ну и осел достался нам! — выговорил наконец один.
— Осел, пожиратель человеческой пищи! — вторил ему другой.
И тут братьям одновременно пришла в голову замечательная мысль.
— Такого необычного осла можно показывать за деньги! — вскричали они.
Не долго думая, они подтащили Луция к столу и пододвинули ему сначала приправленную пряностями бычью печень, а потом еще и большую деревянную чашу с вином. Осел как ни в чем не бывало ел мясо, грыз кости и лакал красное виноградное вино.
Узнал об удивительном осле хозяин рабов. Он потребовал привести его в свой дом, созвал гостей и устроил целое пиршество. В центре зала стоял стол, заставленный блюдами с наперченной птицей, вымоченном в уксусе кабаньим мясом, вываренной в специях рыбой. Привели Луция, и тот тут же накинулся на невиданные лакомства, с удовольствием запивая обильную пищу вином.
Гости были в восторге от необыкновенного зрелища. Хозяин призвал рабов, заплатил им вчетверо от обычной цены и передал Луция своему вольноотпущеннику с наказом обучить осла всяческим забавным штукам.
Вольноотпущенник обращался с Луцием ласково, кормил всем, чего тот пожелает, и вскоре, к своему удивлению, обнаружил, что осел легко перенимает все человеческие привычки и повадки. Теперь Луций сидел за столом, танцевал, став на задние ноги, и даже отвечал на вопросы кивком головы. Молва о чудесном осле быстро разнеслась по всей округе. Слава Луция сделала и его хозяина необыкновенно знаменитым.
— Смотрите, — перешептывались прохожие на улице, — вон идет хозяин осла, который умеет танцевать и понимает человеческую речь!
Тогда и задумал этот богатый человек нажиться еще и на способностях своего осла. Сбрую Луция украсили золотыми бляхами и медными бубенчиками-погремками, самого его покрыли цветным чепраком, [23] пурпурной попоной и повезли по ближним, а потом и дальним городам, устраивая представления на радость жадной до зрелищ толпы.
Глава десятая
Венок из роз
Прошел месяц странствий, и Луций со своим хозяином прибыли в Фессалию. Будто и не покидал Луций этих мест. Все так же высились синие вершины гор, подковой окружая поля, виноградники и масличные рощи цветущей, прорезанной реками и речушками равнины. По-прежнему разбросаны были тут и там тихие селения, тянулись к шумным городам пыльные, прямые дороги, утоптанные тысячами копыт и утрамбованные колесами груженых возов и легкокрылых колесниц. По странной воле судьбы Луций оказался в том самом городе, где начались его несчастья.
Весна была в самом разгаре. Сверкали изумрудной зеленью луга. В садах, прорвав жесткую кожу бутонов, благовонные розы разворачивали свои огненные лепестки. Начинались празднества в честь богини цветов Флоры. Девушки украшали себя венками, наряжались в легкие одежды божественных граций. Одни несли на головах корзины, полные цветов и плодов. Другие, сплетая руки, затевали веселые хороводы. Уже и флейты нежно напевали протяжные лидийские мелодии.
«Не мне нынче кружиться в хороводе с юными девами! Даже улыбку не могу им послать. Я только пугаю всех безобразным оскалом каменных зубов и грубым стуком грязных копыт», — горевал бессловесный Луций.
Но иногда, позабыв о своем ослином обличье и желая вплести свой голос в дружный хор распевавших гимны, он разевал пасть и громогласно ревел:
— Иа-ааа! Иа-ааа!
Этот ослиный порыв вызывал веселый смех, а хозяин, воспользовавшись вниманием толпы, заставлял Луция вновь и вновь показывать все заученные фокусы.
А тем временем приближался день главного праздничного шествия. Накануне вечером хозяин расположился на ночлег в небольшой харчевне. Давно уже он не привязывал Луция, а, предоставив ослу самому разыскивать корм, отпускал бродить поблизости. Ему и в голову не могло прийти, что за таким ручным ослом нужен присмотр.
По ночным улицам города постепенно стекались к храмовой площади толпы возбужденных, разряженных горожан. Плыли, разгоняя тьму, огни пылающих факелов. Человеческий поток увлек Луция, и он, стараясь не натыкаться на людей, опасливо трусил в тени домов.
Постепенно темнота ночи стала разбавляться серым предутренним туманом. Потянуло теплым весенним ветерком. Скользнул по верхушкам деревьев первый луч солнца. А вот и само светило выкатило на огненной колеснице и начало свой привычный круг по небесному ипподрому. Птичий хор приветствовал наступление утра. Мягким шелестом свежих, еще клейких листочков вторили воспрянувшие ото сна деревья. Белые пушистые облака протерли небо, и оно засияло лазурью.
Громче заиграли свирели и флейты. Улицы наполнились ликующими толпами. И началось триумфальное праздничное шествие масок. Каждый рядился по своему разумению и вкусу.
Шел юноша, наряженный солдатом, в военных доспехах и в шлеме.
Шел, потрясая козлиной бородкой, философ в широком плаще, соломенных сандалиях и с посохом в руке.
Шли птицелов и рыбак. Один держал в руке тростинку, смазанную клеем, а другой — тонкий прут с крючком на конце.
Шел со щитом и мечом обнаженный по пояс гладиатор.
Шел некто в драгоценных уборах, женском платье и позолоченных туфлях, уморительно покачивая бедрами и потряхивая завитыми локонами.
Шли рабы, несшие на носилках ручную медведицу, будто богатую матрону.
Но вот протекла шумная, пляшущая и весело смеющаяся толпа масок. Появились женщины в белоснежных одеждах. Они усыпали цветами путь, по которому шествовали жрецы в белых льняных высоко подпоясанных хитонах и легких сандалиях, стянутых выше щиколотки перевитыми красными ремнями. Их окружали юноши и девушки с фонарями, факелами и свечами. Небесной музыкой звучали флейты и свирели. Медленно двигался стройный ряд жрецов — высших служителей таинств. Первые несли масляную лампу, сделанную в виде золотой лодки с трепещущим на ветру языком пламени, будто алым парусом. Следом колыхалась золотая пальмовая
